|
Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин: Мир не становится проще. С одной стороны, он усложняется, но, с другой,— человеческие взаимоотношения, человеческие страсти остаются примерно теми же… Поэтому все зависит от человека, от его готовности, от его решимости быть с Богом…
Текстовая версия телепрограммы «Беседы с Архипастырем» от 29 октября 2011 года (Саратовская епархиальная телестудия «Восхождение»)
?«Ударят по одной щеке – подставь другую», все знают эти слова Спасителя. Как должен вести себя христианин в современном мире? Владыка, действительно ли нужно подставлять под удар вторую щеку, и что значат эти слова?
Митрополит Лонгин: Дело в том, что любые слова Священного Писания нельзя воспринимать в отрыве от контекста, забывая об особом языке Священного Писания — языке, исполненном метафор и гипербол. В данном случае пятая глава Евангелия от Матфея, откуда взяты эти строки о «второй щеке», полна гипербол. Я позволю себе зачитать часть главы для того, чтобы эти слова звучали в контексте.
Вы слышали, что сказано древним: не убивай; кто же убьет, подлежит суду (Исх. 20, 13). А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду… (Мф. 5, 21-22).
Вы слышали, что сказано древним: не прелюбодействуй (Исх. 20, 14). А Я говорю вам, что каждый, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с ней в сердце своем. Если же правый глаз соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геенну… (Мф. 5, 27-29).
Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб (Исх. 21, 24). А Я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два (Мф. 5, 38-41).
Слова Спасителя исполнены гипербол, которые предназначены для того, чтобы как можно более ясно запечатлеть в сердцах слушателей эти истины — то, каким должен быть настоящий христианин, то, что он должен полностью отдавать себя Богу и ближним. Это идеал, который начертан Христом — идеал, который может исполнять человек, достигший определенной меры. Требовать его исполнения от каждого человека, тем более только что пришедшего в Церковь, неразумно, и таких требований не предъявлял и Сам Спаситель. Я думаю, что надо относиться к этим словам как к определенному идеалу, но понимать, что они обращены именно к тебе, касаются лично тебя. Поэтому вопросы, которые обычно задают в этом контексте такие вот «совопросники века сего», к примеру: «Как быть, если в темном переулке идешь с девушкой, и на вас напали, подставлять ли щеку или нет?», — эти вопросы не имеют отношения к словам Спасителя.
В истории христианской Церкви были примеры, когда люди, достигшие определенных духовных высот, исполняли эти заповеди буквально. Очень близкий для нас пример, достаточно известный,— это эпизод из жития преподобного Серафима Саровского, когда разбойники избили его до полусмерти, надеясь чем-то поживиться в его келье. Думали: к старцу ходит много народу, приносят ему много всякого добра… И вы помните, что преподобный Серафим, хотя он был физически очень сильным, крепким человеком, не сопротивлялся: он решил исполнить заповедь Христову. На иконах он изображается согбенным старичком, горб —последствие того нападения, потому что, видимо, ему повредили позвоночник. Но еще, вы помните, когда этих разбойников поймали и судили,— что он сделал? Он простил их, просил их выпустить, и они раскаялись, потому что были потрясены его поступком, в котором не было ни искусственности, ни какого-то расчета — он поступал так по велению сердца. Он уже достиг той меры, когда слова Спасителя звучат в человеческом сердце и призывают к их исполнению.
Еще один пример из Древнего Патерика, тоже очень характерный. К одному старцу пришли разбойники для того, чтобы ограбить, и хотя у него в келье практически ничего не было, они что-то взяли, побили его и ушли. Потом они увидели старца, который бежал за ними и кричал: «Братия, подождите!». Они остановились: «Что такое?» — «Вы забыли!» — и подает им свою старую, ветхую мантию, которую они не взяли, потому что не заметили. В Древнем Патерике говорится, что разбойники настолько были поражены этим поступком, что покаялись и сами стали монахами — увидев на деле, каким делает человека исполнение евангельских заповедей.
Если мы сейчас с такими требованиями подойдем к людям, которые нас окружают, я думаю, что большинство из них этого не поймет. Всему свое время, и своя мера у каждого человека, в том числе и в отношении к этим словам Священного Писания.
Кстати, еще один момент. Святитель Иоанн Златоуст в своем толковании говорит о том, что удар по щеке не был в то время каким-то физическим воздействием, частью драки — это было выражением презрения к человеку. Он говорит, что исполнение заповеди Господней о «второй щеке» по сути заключается в том, что нужно спокойно, с достоинством, не сопротивляясь переносить презрение, унижение, какое-то уничижение человеческое, и быть готовым принять его еще и в большей мере, со смирением. Опять же можно вспомнить преподобного авву Дорофея, который говорит: каждый, кто просит у Господа смирения, должен понимать, что он просит Бога послать человека, который бы оскорбил его. Это, я думаю, тоже очень хорошее дополнение к этим словам Священного Писания.
?То есть, это совершенно не относится, как мы сказали, к «темному переулку», и если христианина бьют, это совершенно не значит, что он должен вести себя только таким образом?
Митрополит Лонгин: Он может, если он, повторю, достиг какой-то меры, поступить как преподобный Серафим Саровский. Там не темный переулок был — темный лес, и преподобный был там один, поэтому он решил исполнить заповедь Христову, и, думаю, что от этого только выиграли все — и он, и те, кто на него напал. Другое дело, если христианин является свидетелем того, как бьют другого человека или наносят ему какой-то иной вред. Вот здесь совершенно определенно действует другая заповедь Евангелия: Больши сея любве никтоже имать, да кто душу свою положит за други своя (Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих) (Ин. 15:13). Тут даже до собственной смерти нужно вступаться и делать все, что в твоих силах, для того, чтобы защитить другого человека.
?А если христианина, например, обокрали, должен ли он обращаться в милицию, или смириться?
Митрополит Лонгин: Вы знаете, тут надо с такой точки зрения отнестись к этому: если вор не получает отпора сегодня, то завтра он обворует кого-то еще. Поэтому все институты, существующие в обществе для восстановления законности и наказания преступников, не противоречат христианству. Само государство существует не для того, чтобы, как сказал один русский философ, превратить нашу землю в рай, а для того, чтобы не допустить ее превращения в ад. И в послании апостола Павла сказано, что начальствующий не напрасно носит меч (Рим. 13:4). Меч здесь является символом государственной власти, функция которой — удерживать общество от сползания именно вот в это состояние ада еще здесь, на земле. Поэтому и суд, и милиция там, где они, конечно, исполняют свои обязанности по правде и по закону, — это совершенно не противоречащие христианству учреждения.
?А другие формы общественной жизни, такие, как митинги, пикеты, забастовки — могут ли быть приемлемы для христианина? Вообще, может ли христианин заниматься политикой?
Митрополит Лонгин: Что такое политика? Это, собственно говоря, участие в управлении государством. Если эта политика (настолько, насколько это возможно, конечно, в политике) чистая и честная, то не просто может, но и должен. Что касается митингов, пикетов и всего остального… Может, если это не является концентрированным выражением злобы и ненависти. Ведь зачастую мы видим, что подобного рода мероприятия и у нас, и на Западе превращаются в какие-то бесчинства. Если это спокойное, достойное отстаивание своих прав, и эти права действительно заслуживают того, чтобы их отстаивать, то, конечно, можно.
Вообще одной из главных добродетелей для христианина является добродетель рассуждения. Если человек ее имеет, если он правильно оценивает то, что происходит вокруг него, то он может принимать участие во всем том, что не предосудительно. Более того, если сегодня мы, христиане, будем гнушаться политикой (говоря: «Там все неправильно, нечестно»,— и действительно, там очень много лукавого), если мы просто отвернемся и скажем: «Разбирайтесь сами» — разберутся, но разберутся без нас, и потом, когда мы спохватимся, мы уже ничего не сможем сделать.
?Если ты не занимаешься политикой, политика займется тобой…
Митрополит Лонгин: Совершенно верно.
?А есть ли профессии, нежелательные для христианина?
Митрополит Лонгин: Да, конечно есть. Это профессии, которые связаны с открытым и принципиальным нарушением нравственных норм.
?А может ли христианин думать о карьере, заботиться об этом, предпринимать какие-то шаги для того, чтобы достичь успеха, как сейчас принято говорить?
Митрополит Лонгин: Может и должен. Единственное — опять же не нарушая ни нравственных принципов, ни заповедей Господних. То есть, если эта карьера не достигается путем уничтожения своих конкурентов. Если это нормальный, объективный рост человека, который основан на его способностях, на его трудолюбии, на его возможностях, то это абсолютно нормально.
?А деньги? Не грешно ли верующему человеку стремиться к богатству, к благосостоянию?
Митрополит Лонгин: Опять тот же самый принцип: если это не нарушает, с одной стороны, нравственных законов, а с другой стороны, не мешает ему самому оставаться человеком. Погоня за деньгами — вообще вещь опасная: зачастую в этой погоне человек забывает о том, что он — человек. Если это так, и если эти деньги зарабатываются или добываются нечестными путями, то нельзя, конечно.
?А вообще богатым быть не грех? Ведь мы же все помним о нищем Лазаре и богаче.
Митрополит Лонгин: Нет, богатым быть не грех, если богатство нажито справедливо, и если распоряжается человек этим богатством правильно. Святитель Иоанн Златоуст говорит о том, что богатый человек — это человек, которому Бог доверил попечение о бедных. Вот если человек воспринимает свое богатство как возможность и необходимость каким-то образом созидательно участвовать в умножении общественного блага, это очень хорошо. Это не значит, что надо просто ходить, раздавать всем милостыню. Создавать рабочие места, производства, обеспечивать людей работой, обеспечивать им социальные гарантии — если человек так воспринимает свое богатство и так его использует, то, думаю, что с его стороны это настоящий христианский подвиг.
?Владыка, такой еще вопрос: как общаться христианину с иноверцами? Если работаешь с людьми другой веры, дружишь, ходишь к ним в гости?
Митрополит Лонгин: Быть с ними предупредительным, по слову апостола Павла, и стараться показать лучшие стороны и своей веры, и самого себя. К любому человеку мы должны относиться как к образу Божию. Поэтому независимо от того, наш ли это единоверец или человек другой веры, мы должны всегда быть открытыми, доброжелательными, готовыми прийти на помощь, щедрыми, совершенно не разделяя людей по каким-то признакам.
?А в брак может вступать христианин с человеком другой веры?
Митрополит Лонгин: Вот насчет брака сложнее, особенно если люди действительно относятся к своей вере серьезно. Сегодня чаще бывает, что говорят: «Я христианка»,— или: «Я мусульманин»,— как о некой самоидентификации. И то все равно будут проблемы, связанные с разницей менталитетов, с культурными различиями. А если люди по-настоящему верующие, возникает огромное количество вопросов, которые, как правило, не решаемы, или решаемы, но с большими потерями для обеих сторон. Поэтому я не думаю, что этот эксперимент стоит того, чтобы его проводить. Лично я знаю примеры смешанных браков, но среди них крайне мало счастливых. И счастливые только те, где люди пренебрегают — или одна сторона, или обе — своей религией.
?Владыка, а можно ли узнать ваше мнение: в современном мире проще быть христианином и соблюдать заповеди, чем, скажем, сто-двести лет назад, или сложнее?
Митрополит Лонгин: Как мне кажется, христианином сложно было быть всегда — и пятьсот, и тысячу лет назад, и сегодня. Мир не становится проще. С одной стороны, он усложняется, но, с другой,— человеческие взаимоотношения, человеческие страсти остаются примерно теми же. Меняется «технологическое сопровождение» этих отношений, но сердца людей, отношения их с Богом достаточно постоянны. Каждое время привносит какие-то свои особенности. Но, главное — каждый из нас, независимо от того, в какое время он живет, поставляется Богом в условия, максимально способствующие нашему спасению. Нам надо только увидеть это. И тогда будет совершенно безразлично, где мы находимся, в каких условиях живем. Даже, знаете, в 1920–30-е годы люди, которые за веру сидели в тюрьмах, в лагерях, благодарили Бога, говорили, что это было лучшее время их жизни. Сколько мы знаем лагерной прозы: казалось бы, какое страшное время это было. А люди верующие могли находить и там возможность для жизни во Христе. Поэтому все зависит от человека, от его готовности, от его решимости быть с Богом.
?Владыка, вы говорите о таких глубоких вещах — о нравственности, о духовности. А люди часто говорят: «Раньше было проще быть христианином, потому что бытовая сторона была более организованной». Читаешь, например, И. Шмелева, «Лето Господне», и понимаешь, что весь социум жил в едином ритме…
Митрополит Лонгин: Это тема для отдельного разговора, но, наверное, в двух словах можно сказать вот что. Шмелев, конечно, замечательный автор, и в его книгах мы видим совершенно потрясающее воспоминание об идеальной России, которая, может быть, существовала только в его детском представлении. Но для того, чтобы понять все стороны жизни русского общества, я обычно советую тем, кто восторгается Шмелевым (мне он тоже нравится), параллельно почитать еще «Пошехонскую старину» М. Салтыкова-Щедрина. Обязательно почитайте и сравните эти две книги: атмосферу, настроение…. Одну и ту же действительность можно увидеть разными глазами. Поэтому те, кто думает, что раньше было легче, ошибаются. Всегда по-настоящему быть христианином, особенно без компромиссов, было сложно.
Источник: "Православие и современность".
См. также:
|
