Жизнеописание схимонахини Серафимы (Белоусовой) - Часть 2

«Это было летом 1920 года. Я была в Оптиной пустыни у отца Анатолия. Пробыла там неделю и попросила батюшку исповедовать меня перед причастием, но он возразил: «Ты еще не готова». При этом присутствовала одна незнакомая мне монахиня, сказавшая: «Проси исповеди, ты будешь умирать». Я снова стала просить исповеди. На что отец Анатолий отвечал: «Ну, хорошо, посылаю тебя в Шамординский монастырь*». Я сказала, что не знаю туда дороги, но отец Анатолий ободрил: «Пошлю с тобой Николая Стяжкина (блаженного)». С ним мы и отправились в путь.

Недалеко от Оптинской обители увидели двух чудных юношей. Волосы у них были распущены, одеяния светлые, на груди — перевязь крестообразно (как у иподиакона), сзади — крылья. Они пошли рядом, по обе стороны от меня…

На пути мы видели луга с растущими на них очень красивыми голубыми цветами. Идем дальше, а кругом — сухая земля. Вдруг впереди я увидела болото. Спросила юношей: «Откуда здесь болото, ведь земля такая сухая?» Они отвечали: «Это слезы тех, кто плачет о своих грехах». Прошли еще немного, и снова впереди показалось болото, поверхность которого была покрыта как будто бы гусиным пометом. Я удивилась: «Почему такая вода?» Юноши разъяснили: «Это слезы тех, кто плачет от обиды, гнева или раздражения».

Идем дальше. Подошли к месту, где земля была покрыта огромными трещинами. Но дивные юноши шли так, словно трещин и не было. Я опять задала вопрос: «Отчего же земля такая?» «Это от скверных и бранных слов», — сказали они. Через некоторое время перед нами показались стоящие вдоль дороги черные, точно сожженные молнией, обугленные деревья. «Почему здесь такие деревья», — спросила я снова. «Все вокруг опалено от людской брани», — отвечали дивные юноши. Между тем мы подошли к ржаному полю, где рожь была выше человеческого роста. Посреди поля мои спутники и блаженный Николай вдруг стали невидимы. Не зная, куда идти дальше и что делать, я заплакала. Тут снова появились чудные юноши со словами: «Так мы отходим, когда человек согрешает. Стоим поодаль и плачем». Дальше мы пошли опять вместе. Показалась обитель. Мы вошли в ее ограду, потом — в домик, стоящий неподалеку. В нем посреди комнаты находилась большая купель, а вокруг нее — поющие ангелы. Здесь дивные юноши оставили меня и больше не появлялись. Возле купели я увидела свою покойную мать. Она произнесла: «Что ты, доченька, такая стала?» И я спросила ее: «Сколько же мне еще грешить в миру?» «Сейчас тебя будут крестить, доченька», — отвечала мама. Я услышала чудесное ангельское пение, и меня стали крестить, но плохо помню, как это было. От купели меня приняла одна Матушка, Которая и вывела меня из дома наружу. А там прямо по земле было постлано множество ковров до самого храма. Я спросила Матушку: «Что же это? Верно, владыку будут встречать». «Нет. Встречать будут тебя», — отвечала Она.

Из храма навстречу нам вышли монахини с большими свечами в руках. Все они пели. Мы поднялись по ступеням храма, вошли вовнутрь. В храме монахини разделились. По одну сторону стояли вдовы, по другую — все остальные. Я сказала: «Матушка, я пойду к вдовам». «Пойдешь со Мной в паре», — произнесла Она.

Все пошли парами к середине храма, где стоял небольшой столик. За столиком сидел священнослужитель с ножницами в руках. Матушка повернулась ко мне и сказала: «Сейчас будет твое пострижение». После этих слов я наклонилась, и у меня выстригли прядь волос. Затем все стали по очереди прикладываться к кресту. Мне же батюшка дал поцеловать крест крепко, и я подумала: «Вот как сильно я оскорбляла Бога».

Две матушки повели меня под святые иконы в келью. Я слышала, как они говорили: «Сейчас будет умирать». Когда я возлегла на ложе, то почувствовала, как немеет мое тело. Мне подали чашу с горьким питием, я выпила его. И после этого вдруг очутилась в чудном храме, окруженная девами в белых одеждах. Меня тоже одели во все белое. Вижу, что из тела моего вынимают душу и, завернув ее в кружевное тюлевое одеяние, несут в алтарь. Когда вернули душу, тело вновь ожило. Матушка, с Которой я шла, позвала меня: «Идем со Мной».

Мы вышли из обители, стали от нее удаляться. Вскоре подошли к пропасти. Внизу нее была трясина, где копошились людские тела и были слышны страшные крики. Тут подбежали бесы с хартиями. Они вопили, обращаясь к Матушке: «Ну, плати за нее». Матушка заплатила. Когда прошли через мост, пролегающий над пропастью, бесы злобно завопили: «Прошла этот мост!» Впереди показался еще один мост, но вода под ним, где тоже кишмя кишели люди, была уже светлее. Бесы снова подскочили с воплями и хартиями. И им было заплачено и на этот раз.

После этого мы подошли к реке со светлой водой, людей там уже не было. Но через реку была перекинута очень узкая досточка. Матушка позвала: «Идем», а я испугалась и заплакала. «С добрыми делами пойдешь», — приободрила меня Она, но мне по-прежнему было страшно. «Ну, пойдем другой дорогой», — согласилась Матушка.

Мы пошли мимо прекрасного луга. На этом лугу росла высокая как рожь трава, на которой висели капли воды, подобные виноградинам. И было удивительно, откуда же вода на травке, ведь солнышко светит. «Это слезы покаяния. У Господа не пропадает ни одной слезы, все сочтены», — разъяснила мне Матушка.

Подошли к тому месту, где стояли черные обугленные деревья. Они были выкорчеваны, а земля была словно вспахана. Я поразилась: «Почему так скоро? Ведь совсем недавно деревья еще стояли». «Когда человек покается, Господь его грехи истребляет с корнем и ни одного раскаянного греха не попомнит», — услышала я в ответ. Перед нами снова показалась река с мостом. И снова с шумом, песнями и плясками навстречу нам выскочили бесы с гармонями и погремушками. Я сильно ужаснулась, зная, что любила петь и плясать. Бесы подошли к мосту и завопили: «Давай выкуп за нее, она нас веселила». Матушка заплатила. Мы поднялись на паром, бесы — за нами. Когда переправились, мы пошли вправо, к обители. Бесы же пошли влево, и все кричали: «Что же, Ты, блудницу поведешь в Царство Небесное?» «Все кающиеся Моими будут», — промолвила Матушка. И бесы с воплями отошли.

У ворот чудной обители я увидела икону молящейся на воздусе преподобной Марии Египетской. Матушка указала на нее и сказала: «Мария Египетская была блудницей, а теперь, как видишь, стоит на три аршина от земли и молится за весь мир».

Мы вошли в храм. И тут же открылись царские врата, и раздался возглас: «Со страхом Божиим и верою приступите». Однако людей вокруг нас не было. «Кого же станут причащать», — недоумевала я. «Тебя будут причащать», — пояснила Матушка.

После причастия мы посетили все кельи, а потом вошли в отведенное мне жилище. Здесь Матушка вручила мне икону преподобного Серафима со словами: «Возьми, чтобы он тебе открыл духовные очи».

Потом помазала мне в наказание уста чем-то черным и сказала: «Это за то, что ты в молодости бранилась». Уста мои погорели, но недолго. А Матушка позвала: «Пойдем, покажу тебе воздаяние за добрые дела». И я увидела бесконечно длинные столы. А на них — подаяния. За одним из столов сидела моя сестра. Матушка предложила мне сесть с ней рядом и угоститься. Когда возвратились в келью, Матушка сказала: «Опять пойду на землю мир спасать, а Меня отовсюду будут выдворять».

После этого к нам вошел преподобный Серафим. И Матушка велела ему сопроводить меня обратно на землю. Глядя на меня, он произнес: «Как жаль мне провожать тебя в мир». Услышав это, я заплакала, а Преподобный утешил: «Не плачь, еще будешь петь с нами».

После этих его слов я снова чудесным образом оказалась в Оптиной пустыни. Пошла к отцу Анатолию. Он стал поздравлять меня с тем, что я сподобилась такой благодати, подал небольшую икону Крещения Господня и сказал: «Ты прости меня, что я тогда тебя не утешил. Иначе бы ты ничего этого не получила». От батюшки Анатолия я пошла к отцу Нектарию. Он благословил меня и вместе с другими ввел в келью*. Там на меня надели новый подрясник. Отец Нектарий посадил всех за стол (примерно 20 человек) и дал одной из монахинь книгу для чтения. При этом он сказал: «Сейчас будет видение». И действительно, по келье разнеслось благоухание, будто от ладана, и сами собой открылись входные двери.

Вошла Матерь Божия во славе, вместе с девами и святым Иоанном Крестителем, с преподобным Серафимом, Ангелами. В руках у Ангелов были райские ветви. Когда я увидела Божию Матерь в сиянии, то прослезилась и низко Ей поклонилась. Царица Небесная тоже всем поклонилась и вышла. Я негромко сказала сестре, сидящей рядом: «Божия Матерь вошла с девами и всем поклонилась». Но сестра отвечала: «Ты что? Умом тронулась что ли?» Оказалось, что никто ничего не видел. Я попросила у сестры прощения и почувствовала, что стала умом, как малое дитя. Батюшка Нектарий повел меня в келью отца Амвросия, где я ради послушания легла отдохнуть на его коечке. После всего мною увиденного и пережитого я чувствовала себя совершенно без сил.

Некоторое время я прожила в Оптиной пустыни, исполняя послушания у батюшки Нектария: толкла целый большой рундук соли в маленькой ступе, сеяла муку, чтобы она не слеживалась. Когда снова увидела старца Анатолия, услышала такое напутствие: «Ну, чадушко мое милое, теперь поезжай домой. Ведь у тебя есть муж и дети». А я действительно словно бы ничего земного не помнила и сокрушалась: «Батюшка, как же я вас оставлю?». Но он настаивал. Тогда я взяла у него благословение и вся в слезах пошла на станцию. Вижу, что ищут меня там бесы, а сами сожалеют: «Ее перекрестили, теперь и не найдешь ее, и не узнаешь». А сами — кто с чем, некоторые с ножами. Мне стало очень страшно, но никто из них в мой поезд не сел.

Домой я приехала в Великую Пятницу. Вижу: моя маленькая дочка ставит с отцом куличи. Мне все обрадовались, но я ничего не могла делать по дому и плакала. Родные утешали: «Не плачь, побудь с нами. Опять будешь ездить в Оптину».

Еще долгое время я чувствовала себя как дитя. Когда приходила в храм, то плакала и не могла понять: почему всех детей подносят к Причастию, а меня — нет. Образ преподобного Серафима, данный мне Матушкой, хранится мной до сих пор. Когда я была в Оптиной пустыни, батюшка Анатолий написал моему мужу: "Дорогой раб Божий, твоя супруга находится в духовной больнице, ты о ней не безпокойся"»*.