|
Священник И. Ефимов
От юности Христа возлюбил еси, блаженне,
и Тому единому работати пламенне вожделев
(тропарь преп. Серафиму).
Преподобный Серафим, в мире носивший имя Прохора, родился в 1759 году 19 июля в городе Курске от благочестивых родителей Исидора и Агафьи Мошниных. Исидор Мошнин умер, когда Прохору минуло всего три года; воспитание малолетнего сына взяла всецело на себя мать — добрая, умная и боголюбивая Агафья Фотиевна. Исидор Мошнин, слывший в городе за весьма честного и ревностного человека, за несколько лет до смерти взялся построить в Курске храм во имя преподобного Сергия. Однако благочестивый строитель скончался, не довершив начатого дела. Сооружение храма продолжала его жена Агафья Фотиевна, которая лично руководила постройкой и заботливо вникала во все детали возводимого здания, стремясь создать благолепный храм.
Рвение благочестивой вдовы увенчалось успехом. В 1778 году, после 16 лет ее неустанных трудов, воздвигнут был великолепный храм, ставший потом Курским кафедральным собором.
Сооружая вещественный храм Богу, Агафья Мошнина усердно уготовляла и душу своего юного сына в жилище Святого Духа. Примером своей жизни, рассказами и чтением житий святых, частым посещением храмов совместно с сыном благочестивая мать закладывала в его сердце основы духовной жизни. Сострадание к обездоленным и к сиротам, которым отличалась Агафья Мошнина, глубоко запало в душу ее сына, а сооружение храмов Божиих и забота об их великолепии — великая добродетель его родителей — перешла и к Прохору. Он перенес потом это попечение и на людей, стремясь в душах их воздвигать стены Небесного Иерусалима.
Благочестивая мать очень скоро имела возможность убедиться, что ее труды по воспитанию сына увенчались Божиим благоволением. Однажды, когда Прохору было семь лет, она, осматривая постройку храма, вместе с сыном поднялась на самый верх еще неоконченной колокольни. По неосторожности, подойдя к краю лесов, мальчик упал вниз. Мать в ужасе сбежала с лесов, не рассчитывая застать своего сына в живых. Каково же было ее изумление и радость, когда она нашла Прохора невредимым.
Года через три после этого случая Прохор тяжко заболел. Болезнь была настолько серьезна, что не было надежды на выздоровление. Однажды является больному отроку во сне Богоматерь. Она обещает посетить его и исцелить от недуга. Вскоре после этого по Курску крестным ходом проносили чудотворную икону «Знамения». Когда процессия проходила по улице, на которой помещался дом Мошниных, начался сильный дождь. Чтобы сократить путь, крестный ход направился в другую улицу через двор Мошниных. Агафья Фотиевна воспользовалась этим случаем и приложила больного сына к иконе Богоматери. С этих пор больной стал быстро поправляться и скоро совсем выздоровел.
Юный Прохор обладал быстрым умом и твердой памятью. Ученье хорошо давалось ему. Он имел живой и общительный характер. У него было много друзей и, будучи цельной и сильной натурой, а также обладая с детства большой начитанностью в духовной литературе, он подчинил и многих своих товарищей своим духовным интересам. Некоторые из них впоследствии вместе с ним ушли в монастырь. И долго в Курске жили рассказы о благодатном детстве Прохора Мошнина, об его духовных беседах с друзьями и об удалении их в Саров и другие монастыри.Прохору минуло семнадцать лет. В его юном сердце созревало желание идти в монастырь. Богомудрая мать не препятствовала сыну в его намерении... Трогательно было прощание Прохора с матерью. Он расставался с нею навсегда. Навсегда и она отдавала свое любимое дитя Богу. Агафья Фотиевна предложила сыну приложиться к иконам Спасителя и Богоматери. Им она вручала свое дорогое сокровище, а затем благословила сына медным крестом «на тесный путь иноческий». Этот крест преподобный Серафим всю жизнь носил открыто на груди.
Прохор направляется в Киев. От киевских старцев он ждет указаний: где лежит его путь в «землю обетованную».— «Гряди, чадо Божие, и пребудь там, — указал ему киевский подвижник Досифей на Саровскую пустынь, — место это тебе будет во спасение».
20 ноября 1778 года, в канун праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, Прохор, в сопровождении двух своих друзей, подошел к Саровской обители. Перед очами утомленных путников среди дремучего леса мелькнули белые стены монастыря, в сумраке наступающей ночи червонным золотом загорелись купола Саровских храмов. В благоговейном молчании трое юношей вошли в святые ворота монастыря — тихой пристани, в которую Господь привел их спасать свои души.
В монастыре Прохор был определен в послушники к известному саровскому старцу Иосифу. Восемь лет пробыл юноша «в искусе». Все возлагавшиеся на него монастырские послушания, Прохор выполнял с большой любовью и ревностью и обратил на себя внимание монастырского начальства. Однако монастырские послушания составляли только часть трудов Прохора,— он не терпел праздности и все свободное время посвящал духовному деланию: никогда не пропускал церковных служб и выстаивал их до конца, с опущенными долу глазами, погруженный в умную молитву; выполнив дневные послушания, уединялся в келью, где предавался молитве, чтению и телесным трудам. Спал мало, держал строгий пост.
Саровский лес представлял собой удобное место для уединения, он манил к себе любителей безмолвия. Туда потянулась душа Прохора. Получив благословение своего духовного начальства, он, в свободные от послушания часы, удалялся в лес. Там, выбрав место, устроил себе шалаш и предавался богомыслию и молитве.
Через два года после прихода в монастырь Прохор тяжко заболел, все тело его распухло. Старцы предложили ему прибегнуть к помощи врача, однако Прохор ответил с глубоким смирением: «Я предал себя истинному Врачу душ и телес, Господу нашему Иисусу Христу и Пречистой Его Матери, если же любовь ваша рассудит, снабдите меня, убогого, Господа ради, небесным врачевством — причастием Святых Тайн».
Просьба больного была исполнена, а в следующую ночь он сподобился небесного посещения. Пресвятая Дева явилась больному в несказанном свете, Ее сопровождали святые апостолы Петр и Иоанн. «Сей есть от нашего рода», — сказала Богоматерь, обратясь к апостолу Иоанну и указывая перстом на Прохора.
«Правую-то ручку, радость моя, — рассказывал впоследствии об этом видении преподобный Серафим одной монахине дивеевской, — положила мне на голову, а в левой держала жезл и этим-то жезлом, радость моя, и коснулась убогого Серафима, и у меня на том же месте, на правом бедре-то, и сделалось углубление, матушка; вода-то вся в него и вытекла, и спасла Царица Небесная убогого Серафима».
Вскоре больной выздоровел, что удивило всех. О чудном своем Враче преподобный сообщил впоследствии некоторым лицам незадолго до своей кончины.
13 августа 1786 года послушник Прохор был пострижен в монашество. Без ведома Прохора старцы Саровские дали ему при пострижении имя Серафим, что по-русски означает «пламенный», отобразив этим именем состояние души юного инока. В том же году он был рукоположен в сан иеродиакона.
Получив доступ к алтарю Господню, иеродиакон Серафим неустанно участвовал в богослужении и по окончании каждой службы еще долго оставался в храме, приводя в порядок утварь и заботясь о чистоте алтаря. Семь лет продолжалось его служение в сане иеродиакона, и в течение этого времени он, как ангел Божий, горел перед престолом Господним, забывая о пище, питье и отдыхе, и когда отходил ко сну, жалел, что человек не может, подобно ангелам, непрерывно предстоять Богу.
«И не помнил я ничего от неизреченной радости,— говорил преподобный Серафим впоследствии об этом периоде своего служения,— помнил только, как входил в святую церковь да выходил из нее».
Однажды, в Великий четверг, во время Божественной литургии, в тот момент, когда иеродиакон Серафим, возгласив: «Господи, спаси благочестивые и услыши ны», ставши в Царских вратах, произнес: «И во веки веков»,— озарил его небесный свет; взглянув вверх, он увидел Иисуса Христа, окруженного небесными Силами. Шествуя по воздуху, Господь остановился против амвона и благословил молящихся.
«Я же, земля и пепел, — говорил впоследствии преподобный,— сретая Господа, удостоился особенного от Него благословения». Об этом видении он поведал своим духовным наставникам, старцам Пахомию и Иооифу.
2 сентября 1793 года иеродиакон Серафим рукоположен был в сан иеромонаха. Около этого же времени, «пламенно вожделев небесного отечества», о. Серафим решает удалиться в «пустыню». Монастырская жизнь все же отвлекала его пламенную душу от неба, а он искал полного безмолвия и уединения. Саровский лес, его непроходимые дебри, представлял собой для этого лучшее место, а его суровая природа, неизбежность трудов и лишений доставляли средства для подвигов.
Получив благословение настоятеля, о. Серафим поселяется в лесу, на расстоянии около 5 километров от обители. Местом пустыннических подвигов его служил высокий холм в дремучем сосновом бору на берегу реки Саровки. Здесь он устроил себе собственноручно келью. Под полом же вырыл небольшую пещеру, в которой и уединялся для большего безмолвия.
В пустыне о. Серафим всецело предался Господу: и телом и духом. Тело свое он томил работой на огороде, рубкой леса и заготовкой дров для отопления кельи; дух его пребывал в непрестанном бодрствовании: он неопустительно совершал весь суточный круг богослужения, кроме литургии; ежедневно читал Священное Писание и творения святых отцев. Пустынник настолько был исполнен богомыслия и сердце его так охвачено было стремлением непрестанно пребывать у ног Иисусовых, что даже окрестности своей пустыньки он именовал названиями святых мест Палестины: все должно было благоухать именем Господа и Его Пречистой Матери. У него был свой град Иерусалим, Назарет, Вифлеем, Иордан, Фавор, гора Елеонская, Голгофа. Уединяясь в эти места, он чувствовал себя как бы в присутствии Самого Господа, представляя Его в различные периоды Его земной жизни. В своем Назарете он пел акафисты Богоматери; на Голгофе прочитывал часы: третий, шестый и девятый и проливал слезы, вспоминая грехи рода человеческого и великую любовь Божию, выразившуюся в Крестной Жертве Его Сына. На Фаворе он созерцал невещественный свет Преображения, а в Вифлееме воспевал торжественную ангельскую песнь: «Слава в вышних Богу…»
Он был весь «горé». Самые простые работы поднимали его дух. Иногда, копаясь на огороде, подвижник, незаметно для себя, прерывал работу: руки его опускались, орудие падало на землю, он все забывали восходил умом к небесным созерцаниям. Весьма часто заставали его в таком положении посетители и, не смея отрывать этого ангела от благодатных озарений, незаметно удалялись.
С непрестанною молитвой и трудами о. Серафим соединял строжайшее воздержание и пост. «Уединение, молитва, любовь и воздержание,— говорил он,— суть четырехсоставная колесница, возносящая дух на небо». В начале своей пустыннической жизни о. Серафим питался, большей частью, черствым хлебом, который он запасал в обители по воскресеньям на целую неделю. Эту свою скудную пищу он делил с лесными зверями, которые часто посещали отшельника. Не раз видели, как он кормил из своих рук огромного медведя, обращаясь с ним без всякого страха, как с кроткой овечкой.
Постепенно усиливая пост, подвижник отказался и от хлеба и питался одними овощами. Наконец, воздержание его дошло до такой степени, что он отказался и от овощей. Братия монастыря недоумевала: чем же питается о. Серафим, особенно зимой? Перед кончиной он поведал, что в это время, в течение трех лет, он употреблял в пищу траву снить.
«Я сам себе готовил кушанье из снитки,— рассказывал он.— Я рвал ее, да в горшочек клал; немного вольешь, бывало, в него водицы и поставишь в печку — славное выходило кушанье. На зиму я снитку сушил и этим одним питался».
В начале пустынножительства о. Серафима посещали многие для духовной беседы и наставлений; некоторые приходили ради любопытства. От последних пустынник уклонялся в вырытую им под полом пещерку. Явилось желание пресечь этот поток посетителей, нарушавших его безмолвие, однако, боясь погрешить против тех, которые требовали его помощи, о. Серафим обратился с горячей молитвой к Господу, прося дать знамение на это. Через несколько дней, возвращаясь из обители в свою пустынь, он видит, что огромные сучья, упавшие с вековых сосен, закрыли тропинку к его келье. Поблагодарив Бога за данное ему указание, пустынник завалил колодами дорожку к себе, так что посторонним людям совершенно невозможно было к нему пробраться.
Теперь о. Серафим совершенно ушел в себя. Только изредка к нему приходили его сотаинники: схимонах Марк и иеродиакон Александр, также подвизавшиеся в Саровском лесу, да некоторые из саровской братии. Однако в пустынном безмолвии разнообразные искушения не оставляли подвижника. Для того чтобы ослабить борьбу помыслов, доблестный воин Христов поднимает против них великую брань; подобно древним отцам, он восходит на столп и, стоя неподвижно, день и ночь, с воздетыми горе руками, неумолчно взывает: «Боже, милостив буди мне грешному!»
Три года продолжалось это великое столпостояние. Тысячу дней и тысячу ночей этот благостный старец, как неугасимая свеча, пламенел молитвою к Богу, прося об очищении сердечных помышлений. Свой трудный подвиг о. Серафим совершал днем в келье, ночью — в лесу.
Не добившись победы в мысленной брани, дух злобы применяет грубое физическое воздействие, чтобы удалить подвижника из пустыни: о. Серафим подвергается нападению трех злоумышленников. «Я ни от кого ничего не беру»,— отвечал им старец на требование отдать свои сбережения. Не поверив, злодеи избили его и, «еле жива оставивши», удалились, найдя в пустынной келье только иконы да несколько картофеля. В монастыре узнали о случившемся и доставили пострадавшего в обитель. Врачи нашли, что у него был пробит череп, перебито несколько ребер, грудь измята и все тело было покрыто ранами. Врачи решили применить свои средства для спасения жизни страждущего. Во время их совещаний о способе лечения о. Серафим уснул. Сон его был «краткий, тонкий и приятный». В этом сне он вновь увидел Богоматерь в сопровождении апостолов Петра и Иоанна. Обратившись к врачам, Пресвятая Дева произнесла: «Что вы трудитесь?» Затем, указывая на о. Серафима, как и в предшествующем видении, сказала: «Сей от рода нашего».
На этом видение окончилось. Проснувшись, больной поблагодарил врачей за внимание, но от всяких средств лечения отказался. От дивного посещения о. Серафим исполнился неизреченной радости и почувствовал облегчение от своих страданий. С того дня он стал поправляться и вновь отдался духовным подвигам. Выздоровев окончательно, подвижник возвратился в свою пустынь.
Впоследствии разбойники были найдены. Им грозило тяжелое наказание, однако о. Серафим упросил власти не причинять им вреда.
Так враг рода человеческого был посрамлен духовной силой старца, его всепрощением и незлобием.
От силы в силу старался восходить о. Серафим в своей духовной жизни. Он подъемлет на свои плечи новый «ярем пустынного жития» — молчальничество. «Совершенное безмолвие,— говорил потом о. Серафим,— есть крест, на котором должен человек распять себя со всеми страстьми и похотьми». Плодом молчания, по его словам, кроме других духовных приобретений, бывает мир души. «Ничто так не содействует стяжанию внутреннего мира, как молчание».
К посетителям он уже более не выходил. Если кого-либо ему случалось встретить в лесу, старец падал ниц и не поднимался до тех пор, пока встречный не удалялся. Так о. Серафим безмолвствовал в течение трех лет.
Болезнь ног не позволяла ему посещать обитель для принятия Святых Тайн. Вынужденный из-за этого покинуть священное безмолвие природы и возвратиться в обитель, о. Серафим, однако, не мог раствориться в шуме и суете большого общежительного монастыря, каковым был тогда Саров. Он предпринимает новый подвиг — затворничество; живет в монастыре уединенно, никого не принимая и сам никому не показываясь. Телесные труды, молитва, чтение Священного Писания, псалмопение, созерцания продолжались и еще более усилились здесь. В его келье не было даже самых нужных вещей. Одежда была всегда одинакова. Он упросил сделав себе гроб, поставил его в сенях своей кельи и часто молился около него. Перед своими очами он всегда имел память смертную и готовился, как к празднику, к переходу в небесные обители.
25 ноября 1815 года в сонном видении явилась о. Серафиму Богоматерь. Владычица повелела ему принимать всех, требующих от него помощи. С этих пор, выполняя повеление Богоматери, старец «предал себя на служение всем, приходящим (к нему), и был недоумевающим советник благий, унывающим утешитель, заблуждающихся кроткое вразумление, болящих врач и целитель» (из акафиста преподобному Серафиму). В нем явился обильный дар духовного рассуждения, дар проникновения в души людей. Напоенный благодатными силами, которые он стяжал молитвой и подвигами, изучив опытно движения своего сердца, он ясно видел сердца и помышления ума приходящих к нему; он мог и «будущее, яко настоящее» провидеть, ибо благодать Божия устраняла перед его взором те препятствия, которые представляют каждому смертному пространство и время.
Сейчас жизнь о. Серафима стала складываться по-иному. Он ни для кого уже не закрывал двери своей кельи. К нему приходили в любое время, и никто не уходил неутешенным. Каждый посетитель исполнялся радостью и утешением уже от видения «благоуветливого» лика о. Серафима. Лицо его отражало тихое сияние; в его глазах, детски ясных, было «целое откровение любви». Такая улыбка, какую имел о. Серафим, бывает только у спящего младенца, которого во сне забавляют ангелы,— писали очевидцы.Кто бы ни приходил к нему, в каком бы душевном состоянии кто ни находился, всех он принимал, благословлял, целовал, благодарил за посещение, как будто приходивший делал честь подвижнику своим посещением. Иным он кланялся до земли. Старец всегда был радостен, каждого приветствовал «Христос Воскресе!» Тысячи посетителей толпились около его кельи; он называл незнакомых ему лиц по именам, говорил им их тайные грехи, исцелял больных от их недугов, прежде чем они раскрывали перед ним свои телесные язвы.
«Радость моя, стяжи дух мирен»,— эти слова, которые часто слышали посетители от старца, исходили не только от его уст, но от всего его существа и действовали, как целительный бальзам на жесткие, не знавшие умиления, сердца.
Один заслуженный генерал, побывав в Сарове, зашел в келью о. Серафима; он не ожидал ничего интересного от этого простого монаха и посетил его из любопытства... Через полчаса старец вывел своего гостя из кельи под руки. Гордый генерал плакал, как дитя. Впоследствии он рассказывал, что, пройдя всю Европу и зная много людей разного рода, он впервые встретил такое смирение, какое явил о. Серафим, и в первый раз видел такого прозорливца, открывшего перед ним всю его жизнь до тайных подробностей.
Беседы о. Серафима согревали сердца. Он говорил собеседнику такие слова и взор его был настолько ласков, проникновенен и светел, что мятущиеся умы успокаивались и душевные настроения изменялись.
При светлом уме и живом воображении старец обладал замечательным даром слова. Его ясная, звучная и стройная речь лилась свободно, всегда исполненная силы и невыразимой сладости. «Слова святого старца,— пишет современник преподобного,— неизменно оказывали действие самое благотворное, приносили слушателям душевную пользу, согревали и трогали самое черствое сердце» [*].
В числе посетителей о. Серафима бывали сановники, помещики, ученые и простые люди. Начальствующим лицам старец старался внушить высокие чувства справедливости, любви и уважения к подчиненным. В то время, когда жил преподобный Серафим, было крепостное право. Старец был горячим защитником угнетенных людей, побуждая гордых помещиков видеть в своих крепостных подобных себе людей. — «Это кто же такая девица с вами?» — спросил он у одной помещицы, посетившей его.— «Это моя крепостная девка»,— небрежно ответила помещица.— «Нет, это не девка,— возразил старец,— а девица и не только что такой же человек, как мы с вами, ваше боголюбие, но и лучше нас, потому что у нее чистая душа и доброе сердце... Господь с тобой, мое сокровище!» — сказал о. Серафим, благословляя девушку.
«Поезжай, батюшка,— советовал он близкому своему человеку, М. В. Мантурову, которому предложена была должность управляющего имением,— мужички бедные, брошены, совращены и плохо им жить. Займись ты ими, моя радость. Обходись с ними кротко и хорошенько». «Сохрани мир душевный, чтобы в семействе у вас ни за что не было ссоры, тогда благо будет»,— давал совет преподобный относительно семейной жизни. «Мир и любовь — вот основа семейной жизни», — указывал всем старец.
Трогательна была его любовь к детям. Как бы он ни был утомлен, но стоило детскому голосу сотворить молитву, как двери кельи отворялись и старец принимал юных посетителей. «Сокровища, сокровища»,— приговаривал старец, прижимая приходивших к нему детей к своей груди.
Служение государству и обществу преподобный Серафим считал вполне совместимым со служением Христу и с попечением человека о своем спасении. «Не должно и общественной жизни,— говорил он,—отказывать в том, чего она требует от нас по словам Писания: воздадите кесарево кесареви и Божие Богови» (Мф. 22:21). На вопрос одного собеседника: продолжать ли ему службу, так как она ему не нравилась, старец ответил: «Ты еще молод, служи. А что служба не нравится, то это от твоей воли. Добро делай, путь Господень все равно! Смиряй себя, мир сохраняй, ни на что не злобься».
В затворе о. Серафим пробыл около семнадцати лет. Долгое пребывание в помещении отразилось на его здоровье. Врачи советовали ему делать прогулки на свежем воздухе. Так как старец в важных вопросах своей духовной жизни ничего не предпринимал без Божьего благословения, он просил по этому поводу указания. 25 ноября 1825 года ему явилась Богоматерь и благословила выйти из затвора. Впервые за семнадцать лет он прошел в лес и, пробираясь сквозь чащу лесную к своей пустыньке, увидел на полдороге от обители Богоматерь с апостолами Петром и Иоанном. Богоматерь ударила жезлом в землю и из нее тотчас же вскипел родник светлой воды. Этот родник прославился многими исцелениями.
У этого родника ему была устроена ближняя пустынька, где он проводил свое время. В дальнюю он удалялся, когда желал отдохнуть от посетителей. На ночь же возвращался в обитель.
В подвиге старчества, этом великом служении ближним, о. Серафим подвизался до самой своей кончины. Вся верующая Русь знала и чтила о. Серафима. Наши праотцы, а, может быть, и отцы с благоговейным изумлением могли созерцать эту ангельскую жизнь на земле, питаться боговдохновенной беседой старца и получать исцеления от душевных и телесных болезней. Ежедневно у него было большое стечение народа. По словам игумена Саровской обители Нифонта, современника старца, с тех пор, как о. Серафим стал принимать к себе всех, до полуночи невозможно было закрыть монастырских ворот.
Годы о. Серафима были уже немалые, и физические силы его заметно ослабевали. Однако радостное, восторженное состояние духа не покидало его до самой смерти. «Духом я как бы сейчас родился, а телом ко всему мертв»,— говорил он одному из своих собеседников. Близкая кончина не страшила старца. Он ее ждал, как ждут изгнанники возвращения в любимую отчизну. «Вот мои родные»,— говорил он одному посетителю, указывая на образы Спасителя и Богоматери. Его убогая келья сделалась как бы земным небом, куда сходили небожители для беседы с этим земным ангелом и где неоднократно посещала старца его Великая Госпожа, как называл преподобный Серафим Богоматерь.
Последнее посещение Богоматерью «убогого Серафима» было в год его кончины, в день Благовещения, 25 марта 1832 года. Это видение, по свидетельству Преподобного, продолжалось четыре часа. При этом присутствовала монахиня Дивеевского монастыря Евпраксия. Старец предчувствовал это посещение, все время был в ожидании, и когда поднялся шум, подобный шуму леса в большой ветер, и послышалось пение, о. Серафим упал на колени и, воздев руки, воскликнул: «О, Преблагословенная, Пречистая Дева, Владычица Богородица грядет к нам». Свидетельница без чувств упала на пол и когда очнулась, увидела, что Богоматерь с Предтечею и святым Иоанном Богословом стояла в кругу двенадцати дев и милостиво беседовала с о. Серафимом. «Скоро, любимиче мой, будешь с нами»,— сказала Она старцу. Простились со старцем все присутствовавшие святые. Видение окончилось.
Святые, посетившие старца в день Благовещения, простились с ним не надолго. Преподобный, как видно, знал о скорой своей кончине и прощался со многими из своих посетителей. «Мы не увидимся с вами более»,— говорил он им. «Спасайтесь, не унывайте, бодрствуйте». Накануне дня своей кончины попрощался он и со всей братиею обители. Beчером того же дня слышно было, как он горячо молился в своей келье. Оттуда неслись пасхальные песнопения: «Воскресение Христово видевше…», «Светися, светися, Новый Иерусалиме…», «О Пасха велия…»
Утром 2 января 1833 года он отошел ко Господу. Его нашли в келье без признаков жизни. Он стоял на коленях перед иконой Божией Матери Умиления с крестообразно сложенными на груди руками. Последний вздох его был обращен к заступничеству Той, Которую бесконечно чтил, считая себя Ее последним «служкой». Он был в своем неизменном белом балахончике, с медным крестом на груди — благословением боголюбивой своей матери, «который до конца жизни на персех носил».
Журнал Московской Патриархии. М., 1954. №8. 26-33.
См. также:
|
