|
Архимандрит Рафаил (Карелин)
О телевидении и сериалах
В последнее время голубой экран телевизора оккупировало уже не кочевое, а оседлое племя — это многосерийные фильмы. До этих пор телевизор был похож на минитеатр, расположенный в доме: кончается представление, опускается занавес театра, гаснет свет рампы, и зритель прощается с героями пьесы, вернее, с артистами, которые идут в гримерную, где снимают театральные одеяния, и счищают грим с лица. Если раньше телепередачи проходили как короткие встречи, то в многосерийных фильмах человек буквально вживается в чужую жизнь, получает как бы двойное гражданство, живет в своей и чужой семье. Персонажи многосерийных фильмов становятся для него близкими и родными или, наоборот, врагами, которые грозят его благополучию. Он питает к ним самую настоящую, неподдельную дружбу и любовь или же отвращение и ненависть. Он переживает за них больше, чем за своих друзей по эту сторону экрана. Он страдает за них, принимает их неудачи как свои собственные, радуется их счастью, он ревнует и негодует, как будто сказка Гофмана об ожившей кукле, в которую влюбляются, как в живую девушку, стала действительностью. Кажется, что персонажи этих фильмов вышли из экранов и живут в его доме. Когда человек находится на работе или в кругу своей семьи, он высчитывает время, когда можно будет включить телевизор и уйти в ирреальный мир экрана. Он ждет этого часа, как ждут свидания. Он смотрит на экран, как на дверь, через которую он входит в другой дом, ставший для него родным. Это — мир грез, только написанных по сценарию. Человек становится похожим на наркомана, который уходит от себя, от окружающих его людей, от своих забот и невзгод. Он испытывает чувство, подобное невесомости, только без потери сознания. Что происходит в душе этого человека? Приблизительно то же, что с теми, кто имеет вторую семью на стороне. Вначале он как бы делит между ними свое сердце, а затем постепенно все больше остывает к своей семье. Ему становится скучно и неуютно в том доме, где он жил много лет. Жена кажется ему грубиянкой и неряхой, а дети ни к чему не способными существами, которые занимаются только одним — шумят и не дают ему отдохнуть после работы, а сама квартира — тесной, неуютной и грязной. Он старается скрыть свои чувства, держать себя по-прежнему в своей семье, но появляется то, чего нельзя утаить — это холод отчуждения.
Экран взял у человека его душу, выжал из него все силы, а что осталось, похоже на отжимки винограда, из которого сделали вино. Он играет в своем доме прежнего супруга и отца. Надо сказать, что наркоманы и пьяницы также становятся отчужденными и безразличными к своим родным.
Св. отцы заповедали нам стараться часть дня и ночи посвятить молитве к Богу, мысленно уйти от этого мира, как бы подняться над всем временным и проходящим, над всем, что во власти тления и смерти. Для того чтобы молитва имела крылья, надо ограничивать внешние впечатления, обуздывать воображение, фантазии и заключать ум в слова молитвы. А здесь у экрана человек наполняет свою душу концентрированными впечатлениями, он загружает ими свою душу, и она становится подобной путнику, который идет в гору и несет на плечах тяжелый мешок с камнями. Эти образы и впечатления, хранящиеся в глубине души, во время молитвы выплескиваются на поверхность сознания, и человек молится как будто при шуме бури, не слыша собственных слов. Святые отцы учили, чтобы вся жизнь человека должна быть приготовлением к молитве, а здесь у телевизора человек продает самое дорогое — свою молитву.
Содержание многосерийных фильмов — это жизнь мирских людей, далеких от Бога, занятых земными проблемами. Если они касаются религии, то показывают ее в нарочито-искаженном виде. Духовные лица представлены так, чтобы вызвать негативное отношение — отвращение и насмешку. Человека вводят в интимный мир персонажей этих фильмов. Здесь часто сценарии идут по Фрейду; пансексуализм пропитывает все взаимоотношения людей, как вода пропитывает губку. Разврат превращается во что-то обыденное и привычное. У людей, которые часами сидят у телевизора, происходит адаптация к духовной грязи, они перестают ощущать ее зловоние, они успокаиваются на той мысли, что так живут все люди. Христианская мораль начинает казаться им каким-то фанатизмом. Они прямо не высказывают этого, но начинают жить какой-то компромиссной моралью. Мы бы назвали это нигилистической нравственностью. Еще недавно у людей отнимали Бога, а теперь отнимают душу, топят ее в грязи разврата, как в помойном ведре слепых котят.
Cодержание
|
